Лето летит, ускользает, играет и тает почти незаметно, ушло, как вода. Осень расставила сети, закинула сети, силки и капканы, пускает по свету дожди-невода. Мы попадемся, уже и попались, барахтаемся в сером небе – руками бери. Все это лучше, чем многие, знает летчик и Божий работник Сент-Экзюпери.
На высоте десять тысяч замерзли приборы, и тоненькой струйкой течет кислород. Сердце и легкие – те же моторы, и тоже замерзли, и как они – черт разберет. Смерть прикрывает рукой самолетик, так девочка робко в ладони хранит светляка. Два экипажа из трех не вернутся, но нынче не время – и чудом разжалась рука.
Друг мой, такой же, как я, но другой, мы с тобой пролетели несметное множество дней. Нас иногда разлучает пространство – но это и к лучшему, так ты сияешь ясней. Что нам до глупостей – вместе не вместе, шквал неожиданной нежности рвет эту сеть. Знаешь, любовь – это тоже к Сент-Эксу. И кто, как не он, научил нас на звезды смотреть.
Это, наверное, то, что останется нам, Всем, кто поврозь улетает к иным берегам. Белый шлейф от самолета навсегда прочерчен в небе над Анси. Самый последний, девятый, контрольный полет. Знаешь, мне кажется, там нам с тобой повезет И в забегаловке небесной, где накурено и тесно, мы найдем, о чем Сент-Экса расспросить. Между вылетом почтового и новым возвращеньем – мы найдем, о чем Сент-Экса распросить. В это время между смертью и грядущим воскресеньем, мы найдем...
***
Стоит замок на горе, разным людям на горе А вокруг пустыня, пустыня. Мы с товарищем вдвоем по пустыне плавали Возвращались пустыми, пустыми... А. Ш..
Через желтые пески, Через серые пески На большой скрипучей лодке Мы плывем, как дураки. Треплет парус полотняный Жаркий ветер-суховей. Мы плывем через пустыню... О-эй!
А товарищ мой упрям, А товарищ мой таков. На большой скрипучей лодке Мы плывем среди песков. Ночью холод ледяной Пробирает до костей. Мы плывем через пустыню... О-эй!
А за бортом нашей лодки Воздух трепетный дрожит, А на парусе заплатки Из крапивного листа. Никого в пустынном мире - Только мы да миражи... Красота!
Наши скаредные боги Ничего не говорят, Облака полны знамений, Да все какие-то не те. И стеклянные галактики Кружатся и звенят В темноте...
Через желтые пески, Через серые пески... Звезды блещут над пустыней, Словно Божьи маяки. Саксаул торчит над бездною - Корявый часовой. Мы плывем через пустыню Между небом и землей. Это все не о любви, Но при этом и о ней. Мы плывем через пустыню... О-эй!
***
Нет, мой друг, горевать не надо. Что за причина для слез полночных? Полно же, перестань! Верь, мое сердце, любить не страшно. Верь, мое сердце, мосты непрочны, - Время перелистай.
Яблоки налились, Холодна по утрам роса, Приближается осень, а вместе с ней Пелена золоченых октябрьских дней, Но кончаться лето не хочет, И цикорий вовсю цветет.
Бережно прикоснись К рассыпанным волосам. Я желаю тебе доброй ночи, до солнышка, напролет.
Нет, мой друг, ты же знаешь, как быстро Жизнь из наших рук утекает, Некогда горевать. Сердце мое, да разве ж мы знали, Радость моя, да разве могли бы Даже подозревать...
Любящий принесёт Самый бесценный дар. Он увидит тебя глазами любви, Потому что Господь его благословил - Только в золоте этого взгляда Отразишься, каков ты есть.
Некий трувор Раймонд На горе Мирамар Пел про это чистейшее золото, В коем радость наша и честь.
Нет, мой друг, горевать не надо. Жизнь из наших рук утекает - И прибывает вновь. Сердце мое, в этой боли радость! Сердце мое - уж мы с тобой знаем, Что бесчестье нам - нелюбовь.
***
И когда я срываюсь с дороги И лечу на острые камни, Он подставляет ладони И не даёт разбиться. Он глядит на меня с усмешкой: Ну ты даёшь, однако! Всё-то тебе неймётся, тоже, самоубийца!
Он мажет мне ссадины йодом, В сотый раз, не иначе, Возится с глупым уродом - А я почти и не плачу.
Он дает мне Вина и Хлеба, Смеётся, но кормит и лечит И возвращает обратно. И путь мне делает легче. Он говорит небрежно: "Ну видишь... теперь порядок!"
Классные идеи и штуки!))) Лично я осознал что тут хотел бы. Шкаф, разделочная доска с таблицей Менделеева, ковер-срез дерева, Око-светильник, ну и ножи-держалки тоже годная вещь конечно.) А вам что нравится?)
40 необычных идей для уютного дома ... Перед вами 40 крутых вещиц и предметов мебели, которые совершенно определенно сделают квартиру уютней, веселей и более вдохновляющей...
Янтарное слово - огонь ладоням - плавится острый лёд. Счастье тепла после долгой разлуки - время, остановись! Пальцы узором на глиняной чаше снова переплелись, Капля бальзама на рваные раны - до свадьбы всё заживёт
Бесплотные страхи достались ветру - дальше будет легко. Я расскажу тебе долгую повесть - как я тебя ждала, Жгла по ночам равнодушные свечи, сердце не берегла, Как опасалась продать своё счастье за пригоршню медяков.
Опавшие листья на мокром тракте- плата прежних долгов. Память - закрытая пыльная книга - не повреди печать. Больше не нужно в тёмное небо о пощаде кричать, Силясь услышать в беззвучии ночи шорох твоих шагов.
"Правду хранить, не сдаваться рутине, не прекословить судьбе". Едва ли сумеют верные клятве ныне забыть обет.
Лапушка рассказывает: Посадила бабка репку, и выросла репка большая-пребольшая. Тянет-потянет, вытянуть не может. Стала звать деда... Ага, - думаю, - а дед ей: не мешай, я в интернете. Стала звать детей - те и ухом не ведут. Принесла тогда бабка из чулана самогонки, откромсала кусок репки, сидит, выпивает, эх, "не жалею, не зову, не плачу..." Приходит бабкина мать и давай бабку ругать : почему обед не приготовлен?! А что тут скажешь?...
...тем не менее в детстве мы вечно вели тренировки. Наши улицы нас удивительно метко учили. Мы сходились в наш избранный клуб боевой подготовки каждый вечер под ивою, вросшею телом в ограду (пыльный, изжелта-серый колодец - еще Ленинграда).
Крайне годные игры - и так, и для жизни грядущей. "Третий лишний", к примеру, - отличная мотивировка. "Груша-яблоко-змей" или "Петя-Алена-Сережа" - подбираем критерий, кидаем друг другу триады на скамейке под ивою, вросшею телом в ограду.
А потом всем кагалом играем в "бездомного зайца", А потом в "города" или, с мячиком, в "съешь или плюнешь". Постепенно привыкнешь, обучишься некой сноровке, В прятки тоже неплохо, но негде устроить засаду, убегать со двора не дозволено, да и не надо.
А еще, вечерами, когда начинало смеркаться, мы порой снисходили до галантерейного ретро и ловили друг друга рассчетливым жестким вопросом, маскируя его старомодною пудрой-помадой. Диковато звучало в колодце-дворе Ленинграда
Барыня прислала туалет, а в туалете сто рублей, Что хотите, то купите, черный с белым не дарите, да и нет не говорите. - Вы поедете на бал? - Ах, не знаю, может быть... - Вы хотите вечно жить?
Серенькое небо, Под ногами раскисающий серый лед. Каменные дыры Холодной и обветренной злой Москвы. По грязному снегу скользя чешуею, Бесшумно вползает наш новый год, Он не похож на праздник, Он просто время, Такое вот новое время, увы.
Теперь такое дело - Кутаться в шарфы, глотать шалфейный отвар. Поиски работы, - Благо что хотя бы с жильем обошлось. Привыкать по новой К отношеньям "время/деньги", "время/товар", Если не сложилось, Слово "Вечность" из ледышек Ну совершенно же не склалось...
А может, это просто была не твоя сказка? Точно, это просто была не твоя сказка. Вороны и розы, финнка-лапландка и мальчик на салазках. Сказка, это просто была не твоя сказка.
Старые подруги, Близкая родня и общие друзья, - Что им всем за дело, А вот изволь от печки каждый раз объяснять: Мол, было да уплыло, Дальше поглядим, куда пойдет колея... Двадцать пять советов держаться, Сорок восемь - "не реви" и "брось переживать".
А ты и не переживаешь, Ты просто не уверена, что переживёшь. Но никому ни слова - Разве только в блоге и то под замком, А в глазу сидит осколок, Глубоко засел, не стряхнёшь-не сморгнёшь. Это вдребезги разбилось Не твоё-чужое счастье, А на осколке все по-прежнему, И вы еще такие вдвоём.
А ты плачь, плачь, Вымывай его наружу, Пусть растает-уплывает По задумчивой реке твоих слёз. Это раньше ты была такой неведомой зверушкой, Картинкой к чьей-то сказке, а теперь Ты стала сказкой всерьез.
А ты плачь, плачь, Пусть он тает-превращает/ся В соринку, в песчинку, в невесомую игрушку волны. И на том берегу твоих слез вырастает Замок Сориа-Мориа, На восток от солнца... На запад от луны...
Но может быть, и это совсем не твоя сказка. Может быть, и это совсем не твоя сказка... Кто же это знает, какая же она - твоя сказка...
Допустим, я засыпаю, иду к пятну слепящего света, Ты встречаешь меня у врат И говоришь: ты во что вообще одета? Это что, скажи, за разврат? Это что за майка мятая у тебя? И почему из швов торчит бахрома? Тут все апостолы ежесекундно скорбят, глядя на этот кошмар!
И я улыбаюсь, конечно, так, ни о чём, Ковыряю белоснежную землю ногой И соглашаюсь примерить тот пиджачок: У пятого облака, модный и недорогой.
Тишина, не бери мои глаза, ими смотреть буду твои туманы;
Приходят белые и огромные из кустов, и накрывают костер и шатры, кто-то шарится там, но видно хорошо: стоят черные рогулины, посереди у них искра, движутся медленно и плавно.
Туманам тесно на поляне, и они впитываются во всех этих людей;
***
Костер.
В тумане еще ходит бревно, тлеющее изнутри, и за ним остается горелый след.
Это был дуб, подбитый грозой или жарой, а потом это стал ночной бродильщик;
***
Девы.
Девы в белых сорочках выходят из воды, и садится солнце, и под мокрыми этими сорочками у них ничего не надето, и глазам отрадно.
Мимо идет темная туча;
***
Гроза.
В пять утра грохочет, и слышен треск молниевого электричества; палатка Виноградник стоит посреди поля, ее хочет унести гроза;
Потом я уже снова сплю, и гроза бушует у меня внутри;
***
Болезнь.
Лежу под дубом, и надо мной вьются шершни; воздух кипящ, а земля холодна, и в этом жизнь.
Хочу встать и идти копать ров, но мне прикладывают мокрую тряпку на лоб, и прощают.
Не люблю я, когда прощают такое;
***
Милиция.
Мы несемся в кусты, спасая пушки, у меня в правой руке "стреляло", в левой руке почему-то стакан с водою, я пью на ходу, не чувствуя ни ног, ни рук, ни головы, ни живота.
Построились, посчитались, были сняты на камеру (неаутента в лагере не осталось, уже можно!) все-таки поняты. Еле-еле потом отыскали свой огнестрел;
***
Звезды.
С часу до трех мы дежурим по лагерю и пьем медовуху. Я сижу на каком-то ящике, Вольдемар ходит с топором по окрестностям.
Над нами рукав галактики и миллион метеоров, зарницы на полнеба и еще кто-то спокойный и черный.
Он рассеялся между всеми этими звездами, ему нет края и предела.
«Преподобне отче Исаакие! моли Бога о нас и молитвою твоею озари ум наш разумети высокия созерцания, коими преисполнены словеса твои, и паче возведи или введи в тайники молитвы, которой производство, степени и силу так изображают поучения твои, да ею окриляемые возможем свободно тещи путем заповедей Господних неуклонно, минуя препятствия, встречаемыя на пути, и преодолевая врагов, вооружающихся на нас».
По мнению православного святого Исаака Сирина, Бог никогда не перестает любить людей. «Однако каждый, кто сделал выбор в пользу зла, добровольно сам себя лишает Божьего милосердия. Любовь, которая для праведников в раю является источником блаженства и утешения, для грешников в аду становятся источником мучения, т.к они сознают себя непричастно ей.
"Воздаяние бывает не добродетели и не труду ради неё, но рождающемуся от них смирению"