Веду Лапушку с маленьким из сада домой, а Святик дома болеет. Слушаем "Белую гвардию". Тут маленький говорит:
- Подари мне Святика!
- Зачем?
- Я ему буду песню про группу ставить слушать.

А вечером бабушка принесла помело, он говорит: "Дай мне эту помелочь".

Дети в "Аквамарине":

@темы: малыш, Лапушка

---

- Ты не жди меня, не жди.
Видишь, там, на полпути
След мой, красный от рябины?..

- Мне остались только зимы.
Я не жду тебя, не жду.
Просто так в окно гляжу...

Не увидимся теперь.
Мне остались только звенья
Недокованных цепей.

Всё прошло. Всё было зря.
Мне достались лишь мгновенья
На листках календаря.

@темы: Маленькая творюга, Вниз, к земле по небесной лестнице, под рубашкой душа дрожит...(Тэм), письма тому, кто не ответит

---

Кто-то говорил: "Пиши стихи только тогда, когда не можешь не писать." Вот сейчас я не могу не писать, хоть это и не стихи.
Психология это называет комплексами, христианство - грехом гордыни. У меня есть страна Утопия. Там люди не боятся любить - смотреть друг на друга, льнуть, целовать. Ещё со времён моей первой влюблённости в одноклассника меня стало преследовать обвинение "чё ты зыришь?" С возрастом оно менялось: "Что смотришь?", "Ты у меня энергию вампиришь.", "Лучше нам не встречаться", но смысл остаётся прежним. Я начинаю чувствовать вину, когда просто нахожусь рядом с важным для меня человеком, поднять на него глаза считается для меня преступлением (исключение - когда он на сцене, где и подразумевается, что на него надо смотреть), а уж дотронуться и вовсе нечто немыслимое - я привыкла, что с детства ко мне относятся как к чумной или прокажённой, даже приближаться ко мне опасно.
Если мне вдруг удаётся начать общаться с каким-нибудь человеком, то только до тех пор, пока всё ограничивается "привет-пока", но стоит нам разговориться о чём-то более важном - вроде как человек не против, при прощании говорит "всё хорошо, душевно посидели, ещё как-нибудь встретимся", но после этого он находит любые причины, лишь бы больше со мной вообще никогда не видеться.
У меня практически нет друзей. Конечно, можно сказать - "у тебя же есть дети", но это разные вещи. Как если женщина хочет ребёнка, хоть сотня друзей не смогут ей его заменить, так и наоборот.
Нет, я, конечно, не спорю, что в своих проблемах виновата исключительно я сама, и раз со мной никто не хочет общаться, значит дело во мне, но мне от этого не легче.

@темы: Вниз, к земле по небесной лестнице, под рубашкой душа дрожит...(Тэм), Утопия, письма тому, кто не ответит

---

Наше с Лапушкой творчество по рисункам Юралги Норда.

Как пройдёшь последний двор,
Перелезь через забор,
И тебя окружит старый
И густой сосновый бор.

Видишь - дерево идёт
И под нос себе поёт:
"Я в лесу бродить устало,
И вода свернулась в лёд."

В этом дереве живёт
Бирюзово-синий кот.
Он глазами нам посветит,
Позовёт и пропадёт.

Нужен дереву покой.
Ты возьми его с собой,
И оно расправит ветви
Над твоею головой.

@темы: Маленькая творюга, Лапушка

---

Из сериала "Песнь льда и пламени" Мартина мне запомнились 2 фразы:
"Я клялся верно служить королю, своему лорду, защищать слабых. Но что делать, если лорд идёт войной на короля, а король обижает слабых?" Тут всё понятно, на каждом шагу нашего жизненного пути возникают подобные дилеммы.
А вторая фраза Бриенны:
"Только потеряв что-то важное, дорогое, начинаешь по-настоящему ощущать жизнь."
Я думала над ней, и мне казалось, что это не так, наоборот, возникает ощущение, что ты не живёшь, а существуешь впустую. Но сейчас, ощущая тоску, я будто вижу жизнь целиком со стороны, чувствую её смысл. Хоть это и нелогично, парадоксально - разделённая любовь имеет смысл, когда живёшь для любимого человека, а в безответных страданиях какой толк? И всё-таки кажется - если они исчезнут, останется лишь пустота.

@темы: Вниз, к земле по небесной лестнице, под рубашкой душа дрожит...(Тэм), письма тому, кто не ответит

---

И ещё наше с Лапушкой первое стихотворение. Про любовь.

Любовь сильней огня.
Не забывай меня.
Осенний шорох листьев
За пеленой дождя.

Мы встретимся весной
У дома под сосной.
Оставь надежду чистой,
Сердец палящий зной.

@темы: Маленькая творюга, Лапушка

---

Хенд-мейд с конкурса

Сейчас 7,87.
Часть рукописи, найденная в развалинах древнего замка, когда-то принадлежавшего учёному алхимику и исследователю. Сборник поэзии, бестиарий и небесный атлас. И браслет - хранитель философских афоризмов.






************************************************************

Тогда 6,85. Дракон.

@темы: Маленькая творюга

---

Завершается Джем-джен-фест, выкладываю свои работы.

Песня:

...Осенний дождь по переулкам пляшет -
Он мне напомнит, где и с кем я не был...(с) Джем

Октябрь — пора заглядывать в ночь,
Смотреть, не мигая, до рези в глазах.
Кленовые листья и сумрачный дождь
Помогут остаться собой. В небесах

Движенье планет, кометы и сны.
Как обуздать крылатое сердце?
Небо без дна и бездна тоски...
Свет фонарей не поможет согреться.

Пр.
Скроет слёзы предрассветный туман.
Я, как в зеркало, смотрюсь в темноту -
Осень смотрит в ответ на меня.
Обнимаю её как сестру.

Дворы и покатые крыши домов
Укроют во тьме полосатую кошку,
Как память о тех, кто под утро уйдёт,
Растает в серебряных снах. В одиночку

Брести по осколкам луны в ряби луж.
В усмешке лихой кривятся проулки.
Гнетущая боль искалеченных душ
Растает во мраке отзывчиво-гулком.

Пр.
Скроет слёзы предрассветный туман.
Я, как в зеркало, смотрюсь в темноту -
Осень смотрит, молчанье храня,
Только листья шелестят на ветру.

Набрала 7 баллов из 10.
2 года назад стихотворение набрало 7,56 баллов:

«А мой сон стережёт ледяная сова,
И четыре змеи ждут начала рассвета...»(с)Джем

«Забудь о стреле, о Судьбе и про смерть промолчи.
Никто не узнает, с кем в битве скрестил ты мечи...»
«Никто не осудит — а, впрочем, чего там судить...
Что будет — то будет, а прошлого не изменить.»

«И всё же ты знаешь, что тень за расплатой придёт.
Предчувствуешь, как она пальцы на горле сожмёт...»
«Но блеск синих глаз не забудется, сколько ни пей...»
Повсюду тебя настигает проклятие змей.

Четыре змеи — стыд, уныние, отчаяние, страх -
Пытаются ядом своим обратить тебя в прах.
Но это химеры, смотри — я не сплю по ночам.
Я буду с тобой. Я тебя никому не отдам.

Проза:

Никто не знал, откуда в нашем мире однажды появились летучие мыши, обладающие необычными способностями, гипнотизирующие и утаскивающие людей. Они были размером с крупную собаку, но так же быстры, как их издревле знакомые людям сородичи.

Их пытались отстреливать, организовывали охоты, но этим только вызывали огонь на себя, назад почти никто не вернулся. Они мгновенно подлетали к охотникам и утаскивали их неизвестно куда.

Кроме сознания, им подчинялось пространство, никакие стены не могли их остановить. Через некоторое время количество похищений уменьшилось, и люди предпочли отнестись к ним как к неизбежному природному катаклизму вроде землетрясений и наводнений.

Я знала, что лес, через который мне предстояло пройти, является наиболее опасным местом по статистике нападений этих тварей, но надвигалась зима, и в своём полуразвалившемся доме я бы не продержалась.

«Раз они чаще нападают на агрессивных, может, меня не тронут, если я буду благодушна,» - ничего лучше я придумать не могла.

С веток, подёрнутых инеем, облетали последние листья, а я шла и размышляла, как было бы хорошо, если бы мы с ними достигли взаимопонимания и никто не на кого бы не охотился. Можно было бы летать с ними по всему свету... И дарить им радость и счастье...

Я замерла. Последняя мысль родилась из странного, нечеловечьего образа.


Что-то менялось. Возникло иное восприятие мира, будто я вдруг стала слышать цвет и видеть жизнь. Раздались хлопанье крыльев и высокие гортанные звуки — казалось, где-то внутри, в самом сердце — и мир рванулся. На мгновение я стала замершим на месте ветром, а сквозь меня летели деревья и стены, мысли и голоса...


Я повисла над бездонной пропастью, неестественно заполненной пустотой. В ней плавали сгустки боли, страха и отчаяния. Я поняла, что меня сейчас туда бросят. «Если под тобой бездна, то это уже не падение, а полёт,» - вспомнилось давнее изречение. И тут всё перечеркнуло чьё-то движение, несшее в себе смысл: «Отдайте это мне.»

Постепенно возвращалось обычное человеческое восприятие. «Бездна» оказалась большой камерой, в которой сидели или лежали несколько десятков человек. Многие без движения, с пустым взглядом; некоторые ещё подавали какие-то признаки жизни. Затем мир погрузился во тьму, наполненную журчанием воды и гортанными криками, переходящими в визг.

Потом ещё что-то куда-то вертелось и мчалось, и наконец исчезло, остался лишь взгляд. Карие глаза, ни зрачков, ни белков, но чувствуется, что смотрят в упор.

Кто-то зашебуршился сбоку.

Появилась мысль, будто висящая в воздухе сама по себе. Её было не передать ни словом, ни образом, ни запахом, но в ней сквозило предостережение и позыв подвергнуть меня гипнозу. В ответ возникло отметающее движение «я сын вожака, кто посмеет?..» Подул тёплый ветер, заключая в себе образ кого-то очень важного для этого кареглазого, близкого и родного, не одобряющего эту затею. В ответ — порыв, заставивший сомневающегося удалиться. Перед тем как окончательно скрыться - я чувствовала всем телом - он обернулся, и будто две иголки на миг вонзились в мою душу.

Тем временем монстр, несмотря на столь буйную мыслеречь, продолжал неподвижно вглядываться в меня. Понемногу глаза привыкли к темноте, и я разглядела его вытянутую морду, длинный миндалевидный разрез глаз, тоненькие лапы, костлявое тело — казалось, можно двумя пальцами переломить; и крылья — бесчисленные складки серой кожи на заострённых костях.


Почему-то очень захотелось есть. И сразу же расхотелось, потому что в меня будто впились два стоматологических бора. Хоть и безболезненно, но невыносимо мучительно, даже ещё тошнотворнее оттого, что не больно — хотелось расцарапать себя ногтями, кусать, биться о стену, только бы отвлечься от этого. Приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы не придушить его, и терпеть эту пытку — а куда мне было деваться?..

Потом настал удивительный покой. Хотелось вечно сидеть и смотреть в эти глаза. Но вот монстр улетел прямо сквозь стену, и всё исчезло. Не осталось радости, страха, боли, гнева, только усталость.

Кругом камень — стены, пол, потолок. Только в одной стене решётка, через которую видна часть коридора, и труба в углу со стекающей в дыру водой. Я в полнейшей прострации помылась, высушила на себе одежду, благо было тепло, хоть и неуютно, и после долгих попыток устроиться поудобнее заснула.


Наутро опять вернулись чувства. Я в оцепенении сидела на полу, обхватив колени, сжавшись. В сердце царил беспросветный ужас. Всё вокруг было настолько серое, что хотелось ослепнуть, лишь бы этого не видеть.

Но вот на полу за решёткой появилось пятно света. Значит, где-то там, наверху, есть окно. На душе стало теплее, в сердце проснулась надежда. На что? Не знаю. Пятно было разноцветным, я жадно всматривалась в цвета, как в детстве в калейдоскоп — красный, жёлтый, зелёный, розовый и оранжевый — впитывала их всем телом, словно замёрзший у батареи тепло. Пятно тем временем менялось, постепенно проступали очертания, и в какой-то момент я увидела ангела. В зелёном одеянии, с золотистыми крыльями, он протягивал мне белый огонь. Меня потрясло это чудо. Я решила, что стоило сюда попасть и терпеть всё это, чтобы увидеть такое.

По мере продвижения солнца ангел становился всё более умиротворённо-радостным (или это моё состояние улучшалось?), а огонь превратился в прекрасную лилию. Но, едва коснувшись прутьев, изображение стало отдаляться и расплываться, пока не исчезло совсем.


Мне принесли еду, поставили за решёткой, а когда я подошла, принялись тянуть из меня что-то личное и дорогое. Быстро сцапав еду, я отбежала к спасительной стене, но, несмотря на безумный голод, есть уже не могла - от их ледяных когтей у меня началась паника. Я изо всех сил пыталась убедить себя: «Радуйся, тебе ещё повезло. Представь, что бы они сделали с тобой в кормушке.» Но радоваться как-то не получалось. Из коридора послышалось хлопанье крыльев и пронзительный стрекот. Я, уже не соображая, что делаю, начала бросаться на стены, пытаясь разбиться насмерть, лишь бы не выносить это ещё раз. Но тень наползала — всё ближе и неотвратимее, в меня будто вцепилась сама невозможность вырваться или хотя бы закричать, сдавила горло, душила что-то жизненно важное.


Прострация. Всё. Отпустило. Ну, чего ты теперь на меня уставился?..

Под воздействием карих глаз мир начинал выглядеть иначе. Серый камень поблек и выцвел, проступило тёмно-красное небо...


...Отряд монстров беззвучно летит, зорко просматривая землю. Внизу густой серый лес. Один что-то замечает и молнией пикирует вниз. Под ним раскрывается бездна. Она маленькая, но это враг. Он бросается в неё и заполняет собой. Бездна перестаёт существовать...


Наутро опять серость и одиночество. Ожидание — самая тяжёлая пытка. Всё спокойно, ничего не происходит, а я просто начинаю сходить с ума. Состояние ужаса, беспричинного и безвыходного, колотится и пульсирует во мне, пока не появляется мой Ангел. Тогда я сижу, смотрю на него и думаю: «Возьми мою душу, не оставь этим монстрам», - и постепенно становится легко, я будто поднимаюсь и лечу сквозь потолок, этажи, крышу и смотрю с неба на хвойный лес, мрачный замок и крыши далёких городов.


Мой монстр продолжал показывать историю их клана: вот я вижу его отца, вернее, родителя. Я чувствую, как хлопают внутри меня его крылья, как застывают ноябрьской луной его жёлтые глаза. Бездна уже большая, и он с горечью понимает, что всего света их разумов не хватит её заполнить. Она приближается, поглощая всё на своём пути...

…Как молния через всё небо в разгар грозы раздаётся его гортанный крик. Последние твари, уворачиваясь от жадных лап бездны, собираются в стаю, летят всё выше и выше в алом, а потом уже бордовом небе, пока не скрываются из виду...


...Чувство еды. Она совсем близко, такая разнообразная, такая живая... Но она защищается. Скорее сломить защиту, порвать оболочку, впиться в сочную мякоть! Но мёртвая еда уже безвозвратно испорчена, остаётся лишь загнивающее бесчувствие...


Мой монстр постепенно утратил порывистость мыслей. Теперь это напоминало еле текущую реку. «Мы становимся другими. Что-то неотъемлемое уходит из нашей сущности. Вы нас победили.»

«Конечно, - отстранёно думаю, - сами доводите людей, хоть бы самое необходимое им дали.»

«Что вам необходимо?»

Я хотела домой. Я представила дом, которого у меня никогда не было — вот я сижу в кресле, завернувшись в плед, и читаю, а в очаге потрескивают дрова.

«Ну, хотя бы в одеяла завернуться,» - глупость, конечно, но казалось, так от их когтей можно спастись.

«Им уже не поможет. Тебе поищу что-нибудь.»

Среди ночи что-то заставило меня открыть глаза. Я увидела над собой целый мир: серые скалистые горы, белёсые небеса, хвойные леса, заснеженные холмы и дуновение морозного воздуха. Потом меня накрыла какая-то плотная ткань, и вернулся мрак подземелья. За время моего нахождения тут глаза привыкли к темноте, и мне удалось понять, что мой малыш вместо одеяла подарил мне тканный гобелен. В темноте загадочные линии и переплетения манили тайной — то притаившимся чудовищем, то надёжным укрытием в пещере, то развалинами замка. Когда проступили очертания моего Ангела, и стало светлее, удалось рассмотреть вытканную местность. Голова закружилась как от свежего горного воздуха, наполненного ароматом хвои, сердце бешено забилось — невыносимо захотелось там оказаться! Я в исступлении ходила по камере, упираясь каждый раз в стены, и даже Ангел не мог меня успокоить.


Когда появился мой монстр, моей обычной апатии не было и следа. Мы смотрели друг другу в глаза в молчаливо-взаимном возбуждении. Я всей душой рвалась туда, в горы, безумно хотелось увидеть над собой кроны исполинских сосен и звёздное небо. Он же смотрел на рвущуюся из меня страсть как на что-то безвозвратно утраченное. Но вот взгляд его приобрёл решимость и даже какую-то отчаянную радость, он прыгнул на меня, и опять была карусель несущегося сквозь нас пространства, но теперь мы были одним на двоих застывшим ветром.


Я стою на уступе, а по земле уже широкими шагами ступает весна, всё зеленеет, а в небе безумно-яркая жёлтая луна. Счастье, эйфория захлестнули меня, я вспомнила, что такое настоящая жизнь, сколько прекрасного есть в этом мире, мне захотелось охватить его весь.

Малыш устроился на ветке и, оскалившись, как голодный волк, буравил золотом глаз. А потом рванулся, как когда-то, и впился в мою душу. И я поняла, что это конец. Эйфория превратилась в боль, затопила меня всю, как густой чёрный мазут. Боль ещё прошлой жизни, о которой я, казалось, уже забыла в этом подземелье — одиночества и вечных гонений, тоски по утраченному дому и потерянным мною близким когда-то людям. Гниющая отрава. Беспросветная бездна.


Монстр оглушительно заверещал и упал с ветки. И тут же меня накрыла чья-то молниеносная тень, прижала так, что я ни шевельнуться, ни вздохнуть не могла. Тот большой, с застывшими глазами, главный герой рассказов малыша нависал надо мной и смотрел взглядом василиска. Он зашипел и резко рванул меня на себя, одновременно оттолкнув к краю уступа. По мне будто прошёл заряд тока, будто обдали кипятком и ледяной водой. Казалось, то ли я из чего-то выскальзываю, то ли из меня что-то. «Всё, - поняла я, - это смерть, окончательная и бесповоротная». Но в последний момент ослепительная белая вспышка упала на нас с небес, мой Ангел схватил меня, вырвал из лап этого чудовища и поднял высоко над землёй. Последнее, что я увидела — моё тело, летящее в пропасть.
*************************************************

Набрал 6,76 баллов. Предыдущий рассказ набрал 6,15 баллов.

Шаг в Легенду.

Абсент в Чехии в общественных местах пить запрещено, но мы по-русски разлили его по тёмно-синим бутылкам из-под лимонада и отправились осматривать один из многочисленных замков этой полной загадок и тайн страны. Погода в этот день стояла пасмурная и ветренная. Замок не был большим, но впечатлял: чёрные острые шпили будто вспарывали сумеречное небо, вокруг них с карканьем кружили вороны.



Очередной глоток абсента приятным теплом разошёлся по телу. Вдруг самая высокая башня слегка качнулась, и к ней подлетел маленький багровый дракон. Сделав над замком круг, дракончик обвился вокруг шпиля и превратился в знамя с алым гербом на белом фоне.



Мой спутник потянул меня за рукав, и наваждение развеялось. Мы вошли в замковый музей. Я особо не обращаю внимания на стенды с историческими справками, да и экспонаты меня мало интересуют. Больше всего меня привлекает сам замок. Я дотронулся до стены, погладил древние камни, припал к ним щекой; осмотрел камин, подтянулся и заглянул в бойницу... Постепенно я добрался до противоположной стены и собирался уже повернуть обратно, как вдруг заметил в углу за колонной нишу, а за ней узкую винтовую лестницу, ведущую вверх во тьму.



У меня панический страх высоты, а также темноты в замкнутом пространстве в одиночестве, совершенно безосновательный. Я даже изучал магию, ритуалы и вообще различные паранормальные явления, впрочем, весьма поверхностно.Это помогло мне справиться со страхами, но не до конца.



Стоило мне вступить на лестницу , как колени предательски задрожали. Хлебнув ещё абсента для храбрости, я всё-таки полез наверх, втайне надеясь, что меня окликнут и заставят вернуться. Сначала я двигался в полной темноте, потом стало посветлее. Тусклый розоватый свет шёл от маленького окошка. Заглянув в него, я увидел алую закатную полосу на горизонте и — совсем рядом — один из шпилей с сидящим на нём вороном.

Мне показалось, что птица наклонила голову и как-то иронично на меня посмотрела. Я отпрянул от окна и задумался, стоит ли лезть дальше. Похоже, я находился в самой высокой башне — той самой, вокруг которой летал дракон. Кстати... Я опять посмотрел в окно, но дракон больше не появлялся. Зато я обнаружил вырезанные на камне буквы. Уже почти совсем стемнело, так что пришлось разбирать практически на ощупь.

“PÁLITE UTÍKATE LOUČITE”

“Ага, первые слова предлагают что-то сжечь и убежать, а последнее не помню, - подумал я. - Интересно, может, выше какие-то пояснения?» И полез дальше.



Когда я добрался до конца лестницы, глаза понемногу привыкли к темноте. Я оказался в маленькой круглой комнате с единственным окном под самой крышей. Наверное, ветер уже разогнал облака — на стене бледнело пятно лунного света.



Тут моё внимание привлекли знаки на полу — круги, линии, а на местах пересечения линий какие-то странные буквы.

Приглядевшись, я понял, что это пентаграмма. На концах её лучей читались знаки четырёх Стихий и Солнца, и лужицами застыл воск. По стене, будто кровь по вспоротой руке, текла строка . Я подошёл к освещённым лунным светом знакам, похоже, это... Бесстрашие, Защита и…

Внезапно свет заслонила человеческая тень. Она не могла принадлежать моему другу — в ней явственно вырисовывались очертания длинных волос и... плаща? Наверное, это музейный смотритель пришёл меня отсюда выгонять.

- Promiňte – начал я извиняться, разворачиваясь. И тут мне стало по-настоящему страшно, потому что сзади никого не было. А тень резко вскинула руку и замахнулась на меня кинжалом. Я инстинктивно сделал шаг назад и оказался в центре пентаграммы. По глазам резанул свет — это по углам пентаграммы вспыхнули свечи. Когда я вновь обрёл способность видеть, оказалось, что угол обзора изменился — я стал выше, а вид с боков и сверху закрыл капюшон. Зато я приобрёл «внутреннее зрение» - я чувствовал дыхание замка, пульс ночи, пляску темных и светлых сил.

Я утратил контроль над своими движениями, помнил то, чего не знал никогда — я находился, будто во сне, в чужом теле.

Передо мной будто вершинами треугольника лежали нож, стальное перо и крест с рубиновой розой, а в центре стояла чаша с кровью. Я опустился на колени и начал чертить по кругу знаки защиты. Когда я поднял голову... На самой границе охранного пентакля молча стоял человек в багрово-алой мантии. Его глаза пылали ненавистью, в правой руке он сжимал кинжал со знаками Марса и Сатурна на лезвии великолепной стали.



Я знал, что мне надо продержаться до зари, а кровь сохнет быстро. Я снова и снова чертил охранные знаки, молясь, чтобы не погасли свечи. Он смотрел на меня как кот, играющий с мышью, прежде чем убить её. Похоже, ожидание не доставляло ему хлопот, мои попытки защититься лишь забавляли его. От осознания этого я чертил знаки всё более отчаянно и неистово, боясь прервать или перекривить черту. А он молча смотрел. Будто я не первый.

Вдруг послышался стук копыт по брусчатке моста. Сердце ухнуло и сжалось.

«О, желанные гости!» - хохотнул мой палач.

«Может, это наваждение?» - пронеслась в мозгу спасительная мысль. Но «внутренним зрением» я слишком чётко видел, как всадник спрыгивает с коня и бежит по ступеням. Я начинаю стирать знаки защиты, он не знает, с кем ему предстоит иметь дело, это ловушка...

Каждый шаг болью отдавался в сердце. Удар каблука по камню, звон шпор... Вот ножны шпаги задевают стены, звон стали... Ещё лестница, тут очень крутые лестницы, тяжелое дыхание, он поправляет шпагу... коридор... Опять лестница, ещё пролёт... И вот он здесь!.. Стереть последний знак... Только знак Сатурна - и я вырываюсь из круга... Поздно! Он, пришедший на помощь, лежал с кинжалом в горле, а у меня в памяти всплыло значение третьего слова — loučite – прощайте...



Это была моя последняя мысль. В следующее мгновение человек в багровой мантии толкнул меня в спину, и я полетел с лестницы вниз головой. Остановился я только в нише, с которой началось моё приключение.

Я не мог пошевелиться, а тот, молчаливый в багровом, всё стоял и смотрел на меня. Одной рукой он поигрывал кинжалом, другой неспешно опустил рядом со мной тело моего спасителя, и тихо, с усмешкой, сказал: «Заколоть тебя было бы слишком милосердно!» И пришли странные тени, и стали закладывать камнями нишу. А я вдруг стал сосредоточен и спокоен. Пока твоя душа здесь, у меня остался последний шанс, и я его не упущу. Я набрал в ладони его кровь, смешал её со своею, прошептал заклинание призыва души и начал преображение. «Внутренним зрением» я видел как восходит и заходит солнце. Когда оно закатилось в третий раз, я — нет, уже мы — оставили наши тела в каменном мешке, поднялись сквозь потолок, сквозь лестницу, сквозь башню и шпиль выше замка и расправили алые крылья — одну пару на двоих...

...Из ступора меня вывело лёгкое прикосновение к плечу. Упершись в глухую стену, я задумчиво разглядывал пустую бутылку, которую судорожно сжимал в руке. «Пойдём, уже всё закрывается» - раздался голос моего друга. Мы вышли из замка, сели на скамейку возле ограды и закурили.

- Надо же, какие жуткие истории происходили в этом замке! - задумчиво произнес мой спутник. - Оказывается, здесь жил Кровавый Барон. Он воспылал страстью к послушнику, не удовольствовавшемуся книжной премудростью, пожелавшему стать членом тайного ордена, чтобы изучать запретные науки, и заманил его в этот замок...

Тут он посмотрел на меня: «Зря ты не читаешь стенды с историческими событиями, там много интересного.»

Но о таком не стали бы писать в государственном музее! Тем более я глянул мельком - «замок основан в таком-то веке тем-то, затем перешел во владение того-то, в таком-то году превращён в музей...» - всё как обычно.

-...А потом заподозрил его в измене и замуровал в стену... - продолжал меж тем мой друг. Тут он бросил на меня странный взгляд и улыбнулся. Как тот человек в багровом. И - будто в шутку:

- Будешь себя плохо вести, я и тебя замурую.

- Ладно, но только в старинном чешском замке, на меньшее я не согласен! Тогда я стану белоснежным привидением, приду как-нибудь к тебе ночью и задушу.

- Задушить можно только один раз - усмехнулся мой друг - со мной это уже было, придумаем что-то повеселее.



Строя далекоидущие планы на будущее, мы шли к станции. И в шуме ветра за спиной я отчётливо различал звук взмахов крыльев моего маленького дракона.

@темы: Маленькая творюга

---

Лапушка: "Батя, а горизонт событий, он что, летает по воздуху, а как только приземлится на нашу планету, так сразу всё и засосёт?"

@темы: Лапушка, Семейка Адамс

---

Слушаем с Лапушкой "Ле а Лейтиан" Скади. После поединка Финрода с Сауроном Лапушка спрашивает:
- А не мог бы Финрод броситься в Саурона дыней?
- Не помогло бы.
-А арбузом?

***

После возвращения Лютиен с Береном из чертогов Мандоса, у нас с детьми возникла дискуссия, что происходит с людьми после смерти. Потом я ушла к себе, и тут бабушка ко мне прибегает: "Они ко мне пристали с вопросом - что будет после смерти. Что им отвечать?.."

***

А до этого мы с ними мушкетёров смотрели. Вечером бабушка вернулась с работы, я ей рассказала, а она начала Святика спрашивать: "Кто тебе больше всех понравился, Д`Артаньян? Или Атос, Портос и Арамис?" А Святик с удивлением, на которое способны только дети: "А откуда ты знаешь?"

А потом дети стали играть - Лапушка Д`артаьян, Святик Арамис, я ДеТревиль, а маленькому говорю - давай, ты будешь гвардейцем кардинала. А он - нет, я буду кардиналом! Ладно, - говорю, - приказываю вам, мои мушкетёры, вытащить кардинала с балкона!
Так они вдвоём не могли с ним справиться! Они его тащат, он ревёт белугой, но ни в какую! Эх, вы, - говорю, - мушкетёры, не можете вдвоём с одним кардиналом справиться!

***

Мне сегодня снилось, что я жду Юралгу Норда, но он так и не появляется, зато потом я вдруг оказываюсь рядом с Джемом и Габриелем, и там ещё песня пелась, запомнились только последние строки:

Нам помогут только слёзы,
Только слёзы для души...

@темы: малыш, Лапушка, Семейка Адамс

---

Когда-то я гуляла по городу, слушала плеер, пила пиво, и было мне так прекрасно, что казалось - ничего больше для счастья не надо. Только вот одиночество грызло. А сегодня мы гуляли с Лапушкой, любовались золотом осени и невообразимо ярким оранжево-фиолетовым закатом, слушали "Колыбельную для ангела" Тэмушки, искали смысл песен, ели мороженое, купили набор зайца вышивать, играли в слова, катались на лифте, и это всё совершенно непередаваемое счастье)

@темы: Лапушка

---

Приснился кошмар из страхов и комплексов

Я прихожу в "Маяк", там Джем с тусовкой. Я спрашиваю Джема, почему он не публикует то, что я прислала на конкурс. Он отвечает, что я написала такой кошмар, что его нельзя выкладывать. Я хочу узнать, что же там такого ужасного, но все уже собираются уходить. Я пытаюсь их догнать.
Я замечаю, что там на полках, пианино стоят всякие побрякушки, которые я когда-то делала и дарила разным людям - подсвечники со свечами, брелки, закладки, бокалы и т.п. И все начинают меня ругать, что эти вещи тут мешают, начинают их бить, бросать мне под ноги. Потом появляются детские педагоги, говорят, чтобы я срочно приводила детей на занятия, а я уже валяюсь в грязи и рыдаю. Тут подходит ещё кто-то из старой джемовской тусовки и орёт, указывая на кучу поломанных вещей: "Что ты тут намусорила? Быстро убирай!" я пытаюсь сказать, что это не я, но меня никто не слушает.

@темы: Вниз, к земле по небесной лестнице, под рубашкой душа дрожит...(Тэм), письма тому, кто не ответит

---

Читаю Джемовский "Город" и думаю...

Как хорошо уметь летать.
Об этом можно почитать.
Об этом можно помечтать...
Как хорошо уметь летать!

Как хорошо уметь летать -
Не надо к маме приставать;
Не надо бабушку просить -
Лети, пожалуйста, лети!

Не надо умолять сестрицу:
"Ну, полетай ещё, как птица!.."
Не надо звать, не надо ждать,
А можно взять и полетать.

---

Я, конечно, понимаю, что вряд ли кто-нибудь откликнется... да и вряд ли кто-т

...да и вряд ли кто-то знает мою жизнь, но я такой уж человек, что не могу не надеяться...

02.10.2013 в 17:13

Пишет  Драконёнок:

Гладить ящеров!
Гладить ящеров!
Бентен придумал флешмоб для тех, кому чужая жизнь опять кажется интереснее собственной. Имеет целью посмотреть на последнюю снаружи и, возможно, увидеть что-то новое.
Итак, господа, расскажите мне, пожалуйста, чему в моей жизни завидуете по-хорошему вы.
В ответ могу рассказать что-нибудь такое же о вашей жизни, если я о ней что-нибудь знаю =) Ну и плюсик в карму, разумеется, обеспечен всем откликнувшимся по умолчанию.

---

Дети и сны

Лапушка сейчас каждый вечер просит включить ей "Финрод-зонг", и мне в результате приснился такой сон (правда, это ещё по "По ту сторону рассвета"): Финрод с Береном приехали в какой-то замок, и голос комментирует "Финрод и Берен 6 часов скучали и поняли, что этот день ничего интересного им уже не принесёт".

Ещё Лапушка (ей сейчас 6 лет) заявляет мне вчера: "Мама, пойдём в кафе вино пить".
А я ей отвечаю: "Вот ты вырастешь, выучишься, заработаешь денег, и тогда можешь пригласить меня в кафе".))

А у маленького вообще какие- то странные наклонности. Вот Святик говорит чётко:
- Мама, когда я вырасту и буду женихом, я выберу тебя.
- Почему?
- Потому что ты обо мне заботишься.
- Не только жена о муже должна заботиться, но и муж о жене.
- Я буду о тебе заботиться.

А маленький:
- Мама, ты красивая или нет?
- Не знаю, это уж не мне судить.
- Ты красивая! Я не буду тебя бить!

Или ещё детскую считалку переделал:
"Буду резать, буду бить,
Всё равно тебя любить!"

Кстати, ещё по поводу переделок. Рассказываем с ним стишок перед сном:
Я: Спать пора... он: ...уснул бычок...
Я: Лёг в коробку... он: ...на бочок...
Я: Головой качает слон,
Он слонихе шлёт... он: ...по попе!

Святик в Питере

маленький в зоопарке, на даче и дома

старшие в зоопарке

@темы: малыш, Лапушка, Семейка Адамс

---

Шутник как всегда - "прямо про меня"(с)

http://lllytnik.livejournal.com/76736.html?view=2470336#t2470336

В царстве шума и сажи,
у железнодорожной насыпи
краски насухо
вытерты осенью и тоской.
Где-то здесь позапрошлый октябрь
надламывал нас и пил;
ястребино крича,
скорый поезд шел высоко.

Здесь-то ты и находишь мох --
невозможно бархатный,
за худыми хибарками,
мертвым пустым депо.
Настоящий, сырой,
из лесов со зверьём и бардами,
будто временно служит тут --
час, как принял пост.

Ты стоишь и смеешься,
смех расходится кольцами,
как же любит скитальца мир,
и любого, кто обречен.
Нежно гладишь свой город по мху,
изучая пальцами,
как любимую спину,
ключицу, шею, плечо...

Обещаешь себе не ждать
ничего хорошего,
будет крошево,
в мох запросишься, идиот.
Город вдруг содрогается,
ощущаешь ладонью дрожь его.
Это поезд идёт.

---

Продолжаю формулировать невысказываемое

У меня всё не так уж и плохо, просто я тоскую по конкретным людям, но так я хотя бы чувствую, как сильно я их люблю, и вовсе не хочу заглушать эти чувства чем-то пустым, хоть и легким, приятным. У меня есть книги, творчество моё и чужое, разные интересы, но это всё не несёт в себе такого смысла. А эта тоска и мечты о невозможном хоть и тяжелы, но будто разрывают эту завесу повседневности, от которой у меня вялотекущая безвыходная депрессия, будто позволяют увидеть волшебный, сюрреалистический, но всё-таки реально существующий мир. Смотришь, как в окно без шпингалета, дотянуться не можешь, но и задёргивать штору, возвращаясь к своим четырём давящим стенам, не хочешь.

@темы: письма тому, кто не ответит

---

Истерика. Не могу больше.

Мне всегда хотелось чего-то недосягаемого. Я вот иногда думаю — хорошо, что я не хочу много денег, модную одежду, машину, карьеру и т. п. А с другой стороны, может, лучше бы этого хотела, чем того, чем я терзаюсь.
В подростковом возрасте, конце 90х — начале2000х у меня была тоска по «чувству рока». Тогда мне казалось, что рок остался в 70х-80х, или он есть где-то в Сибири... Я тогда слушала, дура, «наше радио», потом, к счастью, перешла на «Арию». Потом я попала на Арбат в 2000г. Сначала было даже здорово, потом возникло ощущение, что всё закончилось, потом была эта жуткая хипповая тусовка с тошнотворным декаденсом, где вечно все на нервах и в перманентной депрессии, могущая только надыбать денег на самое дешёвое бухло, нааскать сигарет и вести одни и те же разговоры про то какие тупые все цивилы (кроме тех, кто дал прилично денег), как мы устроим революцию... Шутить одни и те же тупые нудные шутки.. Эта «клоака», где меня все терпеть не могли, но постоянно притворялись и лицемерили, что они мне рады, в лицо улыбались, а за глаза злословили. Я пыталась всё, что могла им сделать — вписывала, кормила — но они меня только ещё больше за это презирали. Конечно, во многом я была сама виновата, теперь я это понимаю. Но всё-таки это было не зря. Благодаря им я услышала Тэм, Йовин, Джем, Лору Московскую, Провансаль, и это была даже не соломинка, а целое бревно утопающему.

Весной 2004 я попала в «Маяк». Потом ещё на Эгладор. Нет, на Эгл я заходила и до этого, в 2001году и потом ещё, но ни с кем там не затусовалась, в основном ходила или одна, или с этой ужасной тусовкой. А когда я в 2004-5 годах увидела на Эгле Тэмушку и Джема, оказалось, что я застала самый конец, и самое интересное уже прошло. Я ещё успела увидеть как это было прекрасно, хоть уже и закат, а не самый разгар. А потом, в 2006 уже никто на гитаре не играл, а потом и вовсе перестали собираться. В «Маяке» тоже — концерты были, но раньше можно было побыть с музыкантами в курилке, а после концерта были танцы на сцене и всеобщее веселье, а потом кроме как на сцене увидеть кого-либо стало невозможно, закончилось выступление — всё, до свидание, приходите на следующее.

В школе меня травили, я почти ни с кем не общалась, и когда я попала на Арбат, я не умела подойти, познакомиться и т. п. Но я ещё не боялась. А после той хипповой тусовки я стала бояться. Мне кажется, что я одним своим видом всех раздражаю, а когда мне говорят, что это не так, уже не верю. А ещё, когда я вижу тусовку, вижу, как люди разговаривают, смеются, просто вместе находятся, я понимаю до какой степени я одинока, и меня накрывает это чувство, как океанская волна, и я уже не в состоянии вымолвить ни слова. Тем более, если я и пытаюсь что-то сказать в компании, меня перебивают или не слышат, а когда мне вдруг удаётся поговорить с человеком один на один, я не могу говорить о чём-то простом и материальном, мне хочется рассказать об этом чувстве, но я не могу подобрать слова, поэтому я смотрю на человека, молчу и нервничаю. А если мне вдруг удаётся что-то такое рассказать, то потом этот человек уже не хочет со мной общаться.

В эту осень меня поглощает тоска. (Хорошо, что сейчас осень, весной или летом я бы не выдержала). Два года назад мы были в Калининграде, и я никогда не забуду — ночь, парк с фонарями, прудом, каменными стенами и памятником героям войны, а главное Ангелом. Перед этим Джем впервые спел песни по «Бличу», и я слушала диктофонную запись, слов почти не разобрать, но слова «музыка тёмной осени» сплелись с этой тьмой и деревьями, освещёнными фонарями, тоска по Калининграду и Ангелу сплелась с тоской по Джему, тоска по Чехии с её свежим воздухом, природой и освещённым фонарями туманом сплелась с тоской по Тэмушке: «...в Валинор уходят эльфы и хранители, говоря своё последнее «прощай»...

А главное, что меня больше всего терзает — невозможность вернуть время вспять. Я не увижу, как собирались они все тогда на Эгладоре. А ведь не в 90х, но хотя бы с начала 2000х я могла бы тусоваться на Эгле, в Маяке и, может, ещё где с Джемом, Тэм и другими менестрелями. Ну почему меня там не было?..
Я успела увидеть, как было здорово — и всё кончилось. Теперь все богатые, собираются в кафешках или своих квартирах. От этого у меня возникает ощущение бесполезности, ненужности — ведь другие люди зачем-то им нужны. Они либо помогают записывать песни, выпускать альбомы, консультируют, договариваются, организовывают, рисуют обложки и афиши, шьют костюмы, снимают, фотографируют, имеют связи, машины для перевозки, помещения, деньги, либо умеют поддержать морально, поговорить, прийти на помощь в трудной ситуации, или просто с кем приятно сходить в кафешку, выпить, обсудить очередную серию анимешного сериала или просто поржать, а я ничего этого не умею (кроме такого вот нытья)
Конечно, на это легко ответить «учись», но я не представляю, как можно научиться общаться, если не умеешь и не с кем.

Я смотрю, как ездят на игры Тэмушка с людьми или просто встречаются, пьют и вместе творят красоту — получаются фотографии, истории, сказки; я слушаю старые Джемовские песни и думаю — какая должна быть у человека жизнь, чтобы так писать? Тяжёлая, конечно, но при этом волшебная, похожая на сказку и чудеса. И я начинаю ненавидеть то, что они там, а я здесь. Обстановка, дела, моя жизнь вообще — всё мне кажется бессмысленным, обыденным, невыносимым. Но и перестать ощущать эту тоску для меня означает превратиться в совсем уж какого-то бесчувственного робота. Может, эти песни — мой единственный шанс не превратиться в толстую тётку в бигудях с мыслями исключительно о том какой суп сегодня приготовить детям, сколько ещё им носков надо перестирать и как бы не опоздать посмотреть сериал по телевизору.

Тэмовские песни пробирают до глубины души, но при этом успокаивают, а Джемовские задевают за живое, да так и оставляют в подвешенном состоянии, когда душа рвётся к чему-то родному, до боли близкому, и в то же время недосягаемо далёкому. И сами они такие же — живут рядом, на концертах — рукой подать, и при этом невозможно сказать им хоть одно предложение о том, какие чувства вызывают у меня эти песни. И эти молчание и невысказанность душат меня постоянно. Как у Шутника в стихотворении: «...стальными скобами скованы связки, лёгкие и гортань...»

@темы: Сердце конкистадора в крови и ржавчине от брони, Вниз, к земле по небесной лестнице, под рубашкой душа дрожит...(Тэм), письма тому, кто не ответит

---

Мартин "Песнь о Лии"

отрывок про мои мысли, чувства и желания

— А что такое любовь? — спросила она.

— Ты же знаешь, что это такое, — сказал я. — Черт возьми, Лия, подумай! Вспомни все, что у нас было, все, что мы делили пополам. Это и есть любовь, Лия. Вот любовь. Нам повезло, помнишь, ты сама это сказала. У Обыкновенных — «лишь только голос и прикосновение, и снова — темнота». Они не способны пробиться друг к другу. Они одиноки. Всегда. Пробираются на ощупь.

Вновь и вновь пытаются выйти из своей скорлупы и вновь и вновь натыкаются на стены. Но у нас-то все по-другому, мы нашли путь, мы знаем друг друга так, как только могут знать два человеческих существа. Я не скрою от тебя ничего, я поделюсь с тобой всем. Я уже говорил это, и ты знаешь, что это правда, ты можешь прочитать мои мысли. Это и есть любовь, черт возьми. Разве не так?

— Не знаю, — прошептала она, и в голосе ее послышались грусть и недоумение. Беззвучно, даже не всхлипнув, она заплакала. Слезы сбегали по щекам двумя дорожками, а она говорила: — Может быть, это любовь. Если у нас любовь, то что я тогда чувствовала сегодня, к чему прикоснулась, в чем участвовала? Ах, Роб, я тебя тоже люблю. Ты знаешь. Я хочу делить с тобой то, что я прочла в чужих мыслях, и то, что я ощущала при этом. Но я не могу. Между нами стена. Я не могу заставить тебя понять. Я здесь — ты там, мы можем прикоснуться друг к другу, любить друг друга, говорить друг с другом, но мы врозь. Понимаешь? Понимаешь?! Я одна. А сегодня днем я была не одна.

— Ты не одна, черт возьми, — сказал я. — Я с тобой. — Я крепко сжал ее руку. — Чувствуешь? Слышишь? Ты не одна.

Она покачала головой, и слезы хлынули потоком.

Вот видишь, ты не понимаешь! И я никак не могу заставить тебя понять. Ты сказал, что мы знаем друг друга так, как только могут знать два человеческих существа. Ты прав. Но насколько человеческие существа могут познать друг друга? Если они все разделены? Каждый сам по себе в огромной темной пустой Вселенной. Думая, что мы не одиноки, мы лишь обманываем себя, а когда приходит конец — мрачный, сиротский конец, каждый встречает его один, сам, в темноте. Ты здесь, Роб? Откуда мне знать? Ты умрешь со мной, Роб? И мы всегда будем вместе? Ты говоришь, мы счастливее Обыкновенных. Я тоже так говорила. У них «лишь только голос и прикосновенье», да? Сколько раз я это цитировала? А у нас что? Два голоса и прикосновение? Но этого мало. Мне страшно. Мне вдруг стало страшно.

Она всхлипнула. Я безотчетно потянулся к ней, обнял, начал ласкать. Мы легли рядом, и Лия рыдала, прижавшись к моей груди. Я наскоро прочитал ее чувства, я ощутил ее боль, ее внезапное одиночество, ее тоску, подхваченные налетевшим гнетущим страхом. Я гладил ее, ласково проводил рукой по ее телу, снова и снова шептал, что все будет хорошо, что я с ней, что она не одна, но и знал, что этого недостаточно. Между нами вдруг возникла пропасть, черная огромная зияющая бездна. Она все росла и росла, а я не знал, как преодолеть ее. Лия, моя Лия плакала, она нуждалась во мне. А я нуждался в ней, но не мог к ней прорваться.

Потом я понял, что тоже плачу. Мы обнимали друг друга и молча плакали. Так прошел почти целый час. Наконец слезы иссякли.

Лия прижалась ко мне так, что я едва мог дышать, и я крепко-крепко обнял ее.

— Роб, — зашептала она. — Ты сказал… ты сказал, что мы по-настоящему знаем друг друга. Ты все время это говоришь. И еще ты иногда говоришь, что я создана для тебя, что я совершенство.

Я кивнул, я хотел в это верить.


— Да, ты совершенство.

— Нет, — хрипло выдавила она. — Неправда. Я прочитала твои мысли. Я ясно чувствую, как ты перебираешь в уме слова, чтобы составить предложение. Я слышу, как ты ругаешь себя, когда сделаешь глупость. Я вижу воспоминания, некоторые воспоминания, и переживаю их вместе с тобой. Но все это на поверхности, Роб, на самом верху. А за этим большая, большая часть тебя. Полуоформленные мысли, которые я не могу уловить. Чувства, которым я не могу дать названия. Подавленные страсти и воспоминания, забытые и тобой самим. Порой мне удается добраться туда. Порой. Если я сражаюсь по-настоящему, если я сражаюсь до изнеможения. Но когда я оказываюсь там, я вижу… я вижу, что за этим еще слой.

И еще, и еще, и дальше, та дальше, и глубже, и глубже. Я не могу туда пробиться, Роб, а это часть тебя. Я тебя не знаю. Я не могу тебя знать. Даже ты себя не знаешь. А я… меня ты знаешь? Нет. Даже меньше, чем себя. Ты знаешь то, что я тебе говорю. Может, я говорю правду, а может — и нет. Ты читаешь мои мимолетные чувства: боль от ушиба, вспышку досады, наслаждение, когда ты со мной в постели. Это значит, что ты меня знаешь? В моей душе тоже есть ступеньки, много ступенек. Есть то, о чем я и сама не знаю. А ты знаешь? Откуда, Роб, откуда?

отрывок про мои чувства к другим людям

***
Если завести с ним серьезный разговор, он терпеливо выслушает, или начнет шутить, или переведет разговор на другую тему. Он говорит, что любит меня, но…
***
— Я читал его чувства, — проговорил я медленно. Осторожно. Взвешивая слова, как ювелир драгоценные камни. — И ваши, ваши тоже. Я понял, что вы его любите, еще в первый вечер, когда мы вместе обедали.

— А Дино?

Слова застряли у меня в горле.

— Лия однажды сказала, что он странный. Я довольно легко читаю его чувства, лежащие на поверхности. А за этим ничего не видно. Он очень замкнут, отгораживается от всех стеной. Он, как видно, чувствует только то, что позволяет себе чувствовать. Я ощущал его уверенность в себе, его удовольствие. И даже беспокойство, но настоящий страх — никогда. Он очень нежно относится к вам, очень покровительственно. Ему нравится покровительствовать.

— И все? — С надеждой. И болью.

— Боюсь, что все. Он отгородился ото всех, Лори. Он ни в ком не нуждается, ни в ком. Если в нем и есть любовь, она за непреодолимой стеной, он прячет ее. Я не могу ее нащупать. Он много думает о вас, Лори. Но любовь… ну, это другое. Она сильнее и менее рассудительна, и она захлестывает волной. А у Дино не так. По крайней мере насколько я могу судить.

— Он прячется, — сказала Лори. — Он прячется от меня. Я перед ним раскрылась, открыла ему все. А он — нет.

Я всегда боялась. Даже когда он был рядом, я временами чувствовала, что он не со мной…
***
Она вздохнула. Я ощущал ее отчаяние, ее мучительное одиночество. Я не знал, что делать.

Я прочитал чувства Дино. Печали не было, огорчения тоже, только легкое разочарование. А за ним — стена. Всегдашняя стена отделяла от других людей того, кто со всеми был на «ты», но никому не был близок. И на этой стене будто висела табличка:

"До этого места вы дошли, а дальше хода нет. "

---

http://expellearmus.livejournal.com/